Он производил впечатление чудаковатого философа в больших очках, который читал стихи с помощью лупы. На самом деле это был поэт со сложной судьбой, которую ему удалось переломить, благодаря творчеству и врождённому оптимизму. Он бывал и на фестивалях, даже был лауреатом одной из Оскольских лир, но потом как-то незаметно исчез из литературной тусовки.
Его жизнь была несладкой, он вырос в детдомах, рано потерял зрение, жил одиноко, но никогда не жаловался на судьбу, а в его светлых стихах столько радости, что даже передряги перестроек не смогли её омрачить. И пусть в его последних стихах больше грусти, но даже эта грусть светится, обнажая добрую, нежную душу. Его любили просто так, ни за что, как любят блаженных и детей.
Он бывал строг в оценках стихов, его рассматривание строчек в лупу всегда грозило какими-то серьёзными замечаниями, но он умел подавать это так, что обидеться было невозможно. Он ушёл тихо и незаметно, как и жил. Но остались его стихи, которым ещё предстоит своя, теперь уже самостоятельная жизнь.
ВАСИЛИЙ ЛИМАНСКИЙ (1945-2016)
МОЯ РЕЛИГИЯ — РОССИЯ
Из трёхтомника «Писатели Белогорья» (2014)
МОЯ РЕЛИГИЯ — РОССИЯ
Моя религия — Россия.
Ей изменить что в землю лечь.
И мой удел: пока есть сила
От чёрных сил её беречь.
Она и в горе, и в разрухе,
И в дни побед — моя судьба.
Я весь пропитан русским духом,
Как деревенская изба.
Куда бы жизнь ни заносила,
Я верил, быть концу дорог.
Моя религия — Россия,
Земной алтарь — родной порог.
СЛЕПОЙ
Свой путь нащупывая тростью,
Идёт слепой в толпе людской.
И в ней забытым, странным гостем
Себя он чувствует с тоской.
Вокруг него поток бурлящий
Мужских и женских голосов,
Шуршанье шин машин спешащих
И шелестящий шум шагов.
Усвоив горькую науку,
Как надо в горе выживать,
Он чутким ухом ловит звуки,
Пытаясь улицу понять.
А люди с жалостью вздыхая,
Отводят в сторону глаза...
Пока для них беда чужая
Как отдалённая гроза.
* * *
Я не мог отца звать папой —
Прочерк в метрике моей.
До сих пор сиротства запах
Чую я в дыханье дней.
Мне судьба казалась плахой.
Жизнь — коварным палачом.
И порой я горько плакал
В одиночестве ночном.
Как хотелось мне уюта
И домашнего тепла,
И чтоб в трудную минуту,
Мама рядышком была.
Чтоб жилось, как в доброй сказке,
Чтоб сбылось, о чём мечтал.
И отец, скупой на ласки,
За вихры, любя, трепал.
За заботу и участье
Перед всеми я в долгу,
Но детдомовского счастья
Не желаю и врагу.
МАМУШКА
Нянечкам детских домов
Похоронками трижды меченная,
В тридцать восемь — седая вдова,
Ты и в горе по-русски сердечная,
Хоть скупа по-мужски на слова.
Словно море прибрежные камушки,
Нас, подранков, ласкала, любя.
И не тётей Машей, а мамушкой,
Как родную мы звали тебя.
Приходили в твой дом под соломою,
Будто жаждущие к роднику.
И теплом, добротой не казённою
Ты от нас отводила тоску.
Угощая домашними пышками,
Нежно гладила по головам.
А ночами молилась Всевышнему:
«Боже, будь милосердным к сынкам!»
И с годами ясней разгорается
Свет любви, что в сердцах ты зажгла.
Он на судьбы людей проливается
Через добрые наши дела...
Читать всю подборку на Литературной Белгородчине
